Жажда жизни – название со стопроцентным попаданием. Конечно, и биографические изломы невероятной судьбы Ван Гога подтверждают его, но и великолепное мастерство автора, который на протяжении всего романа утоляет эту жажду в читателе.
Объёмное произведение читается на одном дыхании.
Потрясает повествование об угольных шахтах Боринажа, эксплуатации и обречённости рабочих, античеловеческой системе капитализма – одновременно с рассказом о самозабвенном служении Ван Гога, как проповедника.
Первая половина книги, на мой взгляд, более увлекательная – о страданиях, тернистом пути становления художника. Стоун не приукрашивает героя, демонстрирует его внутренние порывы и последующее отчуждение, поиск и трагедии любви. За портретом – живой человек, великий талант с массой своих маленьких и больших недостатков. Очень трогательно его знакомство и быт с Христиной, проституткой, ставшей на два года ближайшим другом и женой Ван Гога, но не менее естественно и понятно их расставание.
Компания импрессионистов вокруг Ван Гога интересна уже одним сочетанием имён: Анри Тулуз-Лотрек, Поль Гоген, Жорж Сёра, Сезанн. Также среди его знакомых голландские живописцы Мауве, Вейсенбрух, французский писатель Эмиль Золя. Однако самый уникальный человек рядом с гением, по-моему, - это его младший брат Тео, многократно выручавший Винсента из самых трудных ситуаций, выглядящий настоящим альтруистом.
Пожалуй, лишь надуманный эпизод в Арле (здесь в больнице художника лечил доктор Рей) с Майей, то ли поклонницей, то ли видением Ван Гога (автор сам в нём признаётся в эпилоге) отталкивает искусственностью. Впрочем, простительно.
Обращает на себя внимание нереализованная идея Ван Гога о коммуне художников.
Трагизм финала романа – сумасшествие, припадки, самоотречение художника – цена за достижение совершенства в своём искусстве.
Вот несколько цитат из романа.
Разговор Ван Гога и Мендеса да Косты (прим. - учитель языков в Боринаже) о Рембрандте:
- Он умер нищим и отверженным, - сказал, не повышая голоса, Мендес, когда старый дом (Рембрандта) остался позади.
… - Но все же он умер счастливым, - сказал Винсент.
- О да, - согласился Мендес, - он выразил себя во всей полноте и знал цену тому, что создал. Он – единственный из всех людей своего времени, кому это удалось.
Питерсен (прим. - преподаватель школы будущих проповедников) засмеялся.
- А вы не слыхали анекдот о Рубенсе? Он был голландским послом в Испании и имел обыкновение проводить время после полудня в королевском саду за мольбертом. Идет однажды по саду разодетый в пух и прах придворный и говорит: «Я вижу, что наш дипломат иногда балуется живописью». А Рубенс ему в ответ: «Нет, это живописец иногда балуется дипломатией!».
Вейсенбрух тыкал кистью в сторону Винсента.
- Тому, кто не был несчастным, не о чем писать, Ван Гог. Счастье – это удел коров и коммерсантов. Художник рождается в муках: если ты голоден, унижен, несчастен – благодари бога! Значит, он тебя не оставил!.
Разве быть художником значит продавать картины? Я думал, что художник – это человек, который всегда ищет и никогда не находит. Для него не существует слов: «я знаю, я нашел». Когда я говорю, что я художник, это значит лишь: «я ищу, я стремлюсь, я отдаюсь этому всем сердцем.
Марго и Винсент понимающе взглянули друг на друга – он научил её чувствовать скрытую красоту самых нищенских жилищ.
Разговор Тулуз-Лотрека и Ван Гога.
- Многие считают меня помешанным, потому что я пишу танцовщиц, клоунов и проституток. Но ведь именно в них настоящая характерность.
- Я знаю. В Гааге я сам был женат на проститутке.
- Прекрасно! Я вижу, что Ван Гоги – это настоящие люди!
Говорит Золя:
«Публика не может понять, что в искусстве нет и не может быть моральных критериев. Искусство аморально, как аморальна и жизнь. Для меня не существует непристойных картин или непристойных книг – есть только картины и книги дурно задуманные и дурно написанные».
« - Конечно, мы должны придерживаться определённых правил, - согласился Золя. – Общественное благо требует от личности жертв. Я не возражаю против морали, я протестую лишь против той ханжеской стыдливости, которая обрызгала ядовитой слюной «Олимпию» и которая хочет, чтобы запретили новеллы Мопассана. Уверяю вас, вся мораль сегодняшней Франции сведена к половой сфере. Пусть люди спят, с кем им нравится! Мораль заключается совсем не в этом».
