Будучи уже известным прозаиком, сатириком, в советское время Войнович за Чонкина и пострадал. Пародию на советскую действительность и идеологические штампы, естественно, не публиковали, она ходила в самиздате. Опубликованная без спроса на Западе привела к установлению за автором слежки КГБ. Агенты спецслужб даже отравили его психотропными препаратами (так что такой способ борьбы с оппонентами - давняя традиция наших властей), после чего пришлось длительное время восстанавливаться. Правозащитная деятельность и ироничный взгляд довели Войновича до высылки из СССР в 1980 году и лишения советского гражданства.
В перестройку и далее уже свободно приезжал в Россию, куда вернулся окончательно в 2004 году. Противостояние с репрессивной государственной машиной навсегда превратило его в ненавистника социалистической эпохи, которую он продолжал разоблачать и высмеивать до конца жизни. И делал это, надо признать, с большим талантом. Мне запомнилась "Шапка" - трагикомичная феерия о ранжировании членов Союза писателей выдачей разных по ценности шапок, от кроличьих до норковых, в зависимости от признания заслуг и возникавших на этой почве гротескных конфликтах. Роман "Москва 2042" описывает фантасмагорический закат советской империи, доведись ей просуществовать ещё несколько десятилетий.
Непримиримость позиции в отношении государственной лжи была присуща Владимиру Войновичу и позже. Купить его лояльность Государственной премией 2000г. не удалось. Он крайне негативно относился к установившемуся режиму Путина, выступал против разгрома независимых СМИ, политики в отношении Крыма и Украины. В 2015г. заявил, что у Путина «едет крыша» и что он должен понести ответственность за свои преступления. И всё же до последних минут своё вдохновение писатель черпал в советской истории.
Приведу особенно понравившийся мне отрывок о времени "застоя" из "Сказки о пароходе":
"Появился на мостике новый капитан – брови широкие, взгляд орлиный, сам из себя красавец. Этот оказался не волюнтарист. Он кукурузу на палубе не сажал и зигзагов велел никаких больше не делать. И пар приказал немного сбросить, поскольку за горизонтом, ясно, уже ничего, окромя горизонта, не будет.
Его спрашивают: «Когда же будет Лимония?» Он говорит, скоро будет, а давайте, не дожидаясь ее, начнем развлекаться». «А как, – спрашивают, – развлекаться?» «А давайте будем праздники праздновать». «А какие, – спрашивают, – праздники?» «А всякие, – говорит. – Годовщины нашего отплытия и мои дни рождения. А еще, – говорит, – давайте, вы будете награждать меня разными орденами и хлопать в ладоши, а я буду плакать».
Надо сказать, что этот капитан был изобретательный. Люди награждали его орденами, хлопали в ладоши, он плакал и все еще чего-то придумывал. «А теперь, – говорит, – давайте вы будете называть меня не капитаном, а адмиралом. А теперь, давайте, я буду писать книги, а вы будете их изучать и конспектировать «.
«Давайте», – говорят.
Написал адмирал для начала первую книгу воспоминаний под названием «Как я учился плавать». Он написал, а команда и пассажиры стали изучать и конспектировать, про Лимонию уже даже не думая. Уголь к тому времени, в общем-то, кончился, котлы остыли, команда и пассажиры никуда не плывут, изучают адмиральскую книгу «Как я учился плавать». Книга оказалась гениальная и заслуживала всяческих наград. Ну, и награждали Адмирала. Прочтут страничку, Адмиралу медаль, прочтут главу – орден. За всю книгу присвоили ему звание Героя Черного моря. Ему понравилось. Написал он второй том воспоминаний «Как я научился плавать». Потом дальше пошло: «Как я стал капитаном», «Как я стал адмиралом». Взялись ему навешивать ордена и присваивать звания одного за другим. Стал он Герой Белого моря, Герой Красного моря, Герой Балтийского моря и Герой четырех океанов. Потом решили ему присвоить звание Классика мировой литературы тоже с вручением специального ордена. И когда ему последний орден вручили, он вдруг, не выдержав всей навешанной на него тяжести, рухнул и так и остался заваленный орденами".
Можно во многом не соглашаться с Войновичем. Однако, мне кажется, никакой путь не будет успешным, если запрещаются и преследуются критика, ирония, смех, когда прекращаются дискуссии и остаётся одна генеральная линия, формируемая келейным кругом избранных вершителей судеб.
