Мама прибиралась в комнате, и на свежевымытый пол стелила чистые с уличной прохладой дорожки. Я с нетерпением усаживался на первую, что занимала пространство у большой кровати, и наслаждался её свежестью, взбодренным настроением ворсинок.
Ещё манил приют тёплого одеяла, но приятные прикосновения ткани с запахом хрустящего снега, распускающихся цветов, росы, падающих листьев – в зависимости от времени года - с запахом, обмененным на пыль, прогоняли сон до вечера.
Из поцарапанного трюмо я доставал шахматную доску с чёрно-белыми фигурками. Высыпал осторожно, чтобы круглая ладья или пешка не покатились по жёлтой, казавшейся ледяной, половице.
Или перекладывал поцарапанные виниловые пластинки, читая на них закругленные надписи. Как бесценный клад, вынимал ящичек с наваленными в него тюбиками, пузырьками, шкатулочками, чтобы в сотый раз перебирать эти чудные сокровища.
Не хотелось вставать с дорожки, словно с крохотного острова посреди студёного моря.
Когда на пол ложилась вторая, я, ступая по её нежной прохладе, перебирался на старый диван и, расположившись, поджимал ноги. Представлял, как в бесконечном пространстве, уютно прижавшись к спинке, лечу к неведомым звёздам.
Играл я в такое утро всегда один, обижаясь на товарищей, пытавшихся беспокоить в эти часы полного покоя и ощущения того, что всё впереди.
Как-то зажмурился от внезапно налетевшей тревоги, что окружающее счастье – лишь наваждение. Схлынет оно, и вместо мамы, вместо нашего дома возникнет нечто другое, горькое и ужасное. Но, приоткрыв глазик, выдохнул - мир был всё так же прекрасен…
Те безмятежные чувства давно покинули меня и основательно забылись. Взрослые обязанности и суета не отступают ни на секунду. Даже если я закрываюсь от них на десять засовов, то всё равно знаю, что они всегда рядом, всегда вот за дверью, никуда не уходят.
Вроде и мир такой же, но теперь я просыпаюсь в смятении. И зовут, простираются новые свободные горизонты вдали, слева и справа. Знаю, что я пойду туда, вперёд, часто в неприятное и враждебное окружение, и всё удивляюсь, когда же, в какую минуту я очутился в этой подделке того прекрасного детского воскресного утра…
